Дoмoй Bвepx Creative Centre O6pamнaя cвязь Карта сайта Пouck

"Осенняя красавица"

Дoмoй
Bвepx

вернисаж в 5 картинах

 

Картина 1

“Открытие”

 

Привокзальная площадь провинциального города. Только что прошел дождь, пасмурно, на мелкооптовом рынке у торговых палаток не толпится народ. В стороне перед газоном со сломанным штакетником на деревянном ящике сидит женщина неопределенного возраста. Она продает “Батик” - платки, шарфы, панно, картинки в рамках. Сейчас они укрыты полиэтиленовой пленкой и едва угадываются сквозь нее. Она тоже укрылась куском полиэтилена. Слышны дальние голоса дикторов, стук колес поездов, из киоска, торгующего аудиокассетами, слышна мелодия.

Она. На улице все люди кажутся счастливыми. Никто не плачет. Никто не вздыхает. Никто не жалуется. И поэтому кажется, что несчастлив ты один. Опять начинает накрапывать осенний дождь. Люди спешат, подняв над головой зонты. Словно на город спустился целый десант на угрюмых черных парашютах. Десант прохожих!

Не спешите уходить. Не обращайте внимания на дождь. Сейчас что-то случится... Может быть, раскроются большие стеклянные двери вокзала и на улицу выйдет большой оркестр. Он пойдет через город, и сразу станет безразлично, что идет дождь и под догами лужи! А вы замрете, чтобы не спугнуть поющие трубы и скрипки!

Опять звучит гнусавый голос вокзального диктора, шум города поглощает его. Она вздыхает, садится, закутывается в плащ. Со стороны вокзала появляется мужчина средних лет, в хорошем, модном костюме с сумкой над головой, пытается укрыться от дождя. Что-то ищет глазами. Безрезультатно... Зевнув, застывает наподобие атланта. Она смотрит на лужу, на небо. Дождь закончился. Она начинает снимать полиэтилен. Открываются не очень умелые, но симпатичные своей детской яркостью и искренностью полотна. Как будто выглядывает солнце.

Она. (Подойдя к мужчине) Дождь уже кончился.

Снимает остатки полиэтилена. Мужчина решает идти в здание вокзала, но что-то его останавливает. Он начинает рассматривать батик. Возле одной из работ он присаживается на корточки, берет в руки рамку с натянутым шелковым полотном, с которого глядят четыре собаки...

Она. (Отнимает картину) Автобус - там, трамвай, троллейбус - там. А метро у нас еще нет!

Он. Извините, вы не подскажете, где у вас гостиница “Центральная”?

Мне сказали, напротив вокзала...

Она. Смертельный случай.

Он. Почему?

Она. Она перед вами. А вокзал напротив. (Смеется)

Он. Спасибо (уходит, возвращается, останавливается). Это ваши картины?

Она. Мои. Это не картины. Это батик.

Он. У вас очень любопытные работы.

Она. Да уж. Старинная китайская техника. Соседка по коммуналке рассказала.

Он. Вы их продаете или как?

Она. Нет, это мой вернисаж. У меня тут филиал Третьяковки.

Он. Сколько стоит это небо?

Она. Сто.

Он. Рублей?

Она. Баксов.

Он. Что ж так дорого?

Она. А конкуренции никакой!

Он. А если подешевле?

Она. (Показывает вверх) Пожалуйста! Вот это - дешевле. Даром!

Он. Ваше мне нравится больше... А вот эта работа - поменьше. Это вроде бы шарфик? Сколько вы просите за этот маленький шарфик?

Она. За это шикарное панно - двести!

Он. Двести тысяч?

Она. (Возмущенно) Сейчас один материал стоит сто тысяч, а резерв, а краски. Да у меня же резерв цветной, анилин флуоресцентный...

Он. Извините, но это же не профессиональные работы, сразу видно. Почему нет тени?

Она. Он упал с неба.

Он. На небе затеки, вот здесь композиция разорвана, а тут перегружено по цвету.

Она. Где?

Он. Ну вот - с бабочками, да и где вы видели таких бабочек?

Она. В атласе. Эта бабочка называется “Осенняя красавица”. Да что вы понимаете в батике? Он должен работать на просвет, светиться как витраж. Вы с другой стороны посмотрите! Видите? Что вы видите?

Он. Вокзал вижу.

Она. Я этого и добивалась. Он же прозрачный! Вот выглянет солнце...

Он. А тут, простите, дырочка! Моль, наверное, прокушала...

Она. Где?!!

Он. Да вот, вот, прямо в небе...

Она. Это звездочка. Это Вега, а вот Марс, а вот - Сириус!

Он. Если честно, мне больше всего ваши собачки нравятся.

Она. Мне они тоже нравятся.

Он. У меня собака точь-в-точь такая же... только темнее... и глаза другие. У ваших собак глаза какие-то грустные! Почему? Как у вас, кстати.

Она. Все начинающие художники рисуют портреты с себя.

Он. А-а? Так вы начинающий художник!

Она. Вот еще! Я уже полтора года работаю в этой технике. Просто это мой первый батик.

Он. И самый удачный. Собак я бы купил. За сто тысяч.

Она. Нет.

Он. Почему?

Она. Собаки не продаются.

Он. Вы же их выставили. Раз здесь стоят, значит, продаются

Она. Вы тоже здесь стоите! Собак я просто так вожу, на прогулку

Он. Ну, хорошо. 200 тысяч. Больше эти работы не стоят

Она. Да сейчас сердечные лекарства на месяц больше стоят. А я пенсию по инва..., В общем, я денег три месяца не видела.

Он. При чем тут пенсия? Ведь это же примитив! Она. Примитив? Да эти работы - часть моей жизни. Мои воспоминания. Воспоминания - это все, что у меня осталось. Может быть, я себя по кусочкам продаю. Да, я - примитив! Но я вам ничего не продам!

Он. (Пауза) У меня собака умерла...

Она. Заведете новую!

Он. Не могу. Я теперь буду все время в командировках, не оставлять же собаку чужим людям... а вашу картину я мог бы в гостинице на стенку в номере вешать... И дома... Я считаю, в жизни каждого человека должна быть хоть одна собака. А у Вас их вон сколько! Писали с натуры?

Она. По памяти.

Он. Кто хозяин?

Она. Был один человек... Собаки считали его своим хозяином. Эта работа - в память о нем.

Он. Где он сейчас?

Она. Не знаю. Вырос, уехал. Это был мой ученик. Его звали Коста

Он. Так вы были учительницей... рисования?

Она. И рисования то же. Я была учительницей начальных классов. Но в то время я только педпрактику проходила, в 4 классе. Никто меня за учительницу не принимал. Худенькая, с таким хвостиком, а самомнение больше меня самой... Я поэтому надевала туфли вот на таких каблуках...

Он. Лошадка!

Она. Точно! А за глаза меня все Женечкой звали.

Он. Женечка идет!

Она. Я ужасно злилась! Особенно на Косту.

Он. (Зевая) Почему?

Она. Он все время на уроках зевал! Вызывающе! При этом еще подвывал, что вообще не лезло ни в какие ворота. Я была уверена, что он зевает от скуки.

Он. Вы бы говорили с ним.

Она. Он же все время молчал! Зато после последнего урока вскакивал с места и сломя голову - из класса!

Он. Куда же он мчался?

Она. Его все время видели с собаками.

Он. Вы шпионили?

Она. Я превратилась в следопыта! Он нырнул в кривой переулок - я за ним. Слышу какое-то странное подвывание, потом лай, грохот - и мимо меня проносится Коста с огненно-рыжей собакой, чуть не сбили с ног. Он. Колли! Она. Теперь то я знаю, что это была колли! Они бегали по двору, догоняли друг друга, потом нехотя пошли обратно. Их встречал худой человек

с костылем. Собака терлась об его единственную ногу.

Он. Второй собакой был боксер?

Она. Он стоял на балконе второго этажа. Передние лапы положил на перила, и не сводил глаз с ворот. И когда появился Коста, глаза собаки загорелись темной радостью. Боксер тихо взвизгнул от счастья.

Он. Но почему? Где были хозяева?

Она. Хозяин - интеллигентный человек, уехал отдыхать. А собаку выставил на балкон. А она - хоть умирай с голоду.

Он. Вот люди!

Она. Коста подставил лестницу к балкону, покормил собаку и побежал в соседний дом. На первом этаже было открыто окно, я не подслушивала, просто меня не было видно за кустами, но я слышала весь разговор. Там болел мальчик, и у него была такса. Такая черная головешка на четырех ножках. Таксу звали Лаптем.

Он. Я представляю, о чем они говорили! “Мама хочет продать Лаптя. Ей утром некогда с ним гулять!”

Она. Все точно! Коста договорился, что будет гулять с таксой до школы. Он. А дома не попадет?

Она. Дома тоже ничего не знали. Он же тянул в школе на тройки. А уроки

делал поздно вечером. Вот поэтому он спал на уроках! Поэтому зевал!

Он. Но ведь была еще и четвертая собака?

Она. С ней его никто не видел. Только я! Я молча шла по его следам. Город кончился. Я сломала каблук, сняла туфли, босиком идти было легче. Мы вышли на берег моря. Неожиданно, вдалеке, на самой кромке берега, возникла собака…

Он. Из тех, что спасают людей в снежных завалах....

Она. Она была худая, со свалявшейся шерстью, и стояла в странном оцепенении. Ее взгляд был устремлен в море. Она ждала кого-то с моря. Коста сказал собаке: “Ну, поешь, поешь немного...”

Он. (Подхватив)... поешь немного.

Она. Она ела для того, чтобы не умереть. Ей нужно было жить. Она ждала кого-то с моря.

Он. Идем. Погуляем.

Она. Собака послушно зашагала рядом. У нее были тяжелые лапы

достоинства львиная походка.

Он. Ты хорошая... ты верная... Пойдем со мной. Он никогда не вернется. Он погиб. Честное пионерское.

Она. Она отрывала глаз от моря. И в который раз не верила Косте. Ждала.

Он. Что же мне с тобой делать? Нельзя же жить одной на берегу моря. Когда-нибудь надо уйти,

Она. Она никогда не поверит, что хозяин погиб. Он. Собаки всегда ждут. Даже погибших... Им нужно помогать.

Она. Коста сделал ей дом из старой лодки. Подкармливал. Собаки всегда ждут. Даже погибших.

Он. Вы, что же, так с ним и не поговорили? Не расспросили о собаках, которых он кормил, выгуливал, поддерживал в них веру в человека?

Она. (Отрицательно качая головой) 0днажды зимой Коста принес в класс пучок тонких прутиков, поставил их в банку с водой. Все смеялись над, ним, кто-то даже пытался ими пол подметать, как веником. Но я отняла и снова поставила в воду. И однажды веник зацвел. Прутики покрылись маленькими светло-лиловыми цветочками за окном блестел снег! Вот! (Указывает на картину)

Он. Багульник!

Она. Да, багульник.

Он. Мне нужно идти. Вы будете завтра здесь

Она. Я каждый день на этом месте. Весь день,

Он. Я приду завтра. Я хочу купить эту работу. Багульник! Багульник можно?

Она. Багульник можно.

 

Картина 2
“Возвращение”

 

Затемнение. Она уходит.

ОН. Это был мой первый день в этом городе. Когда же суета и нервотрепка второго дня командировки подошли к концу, вокзальные часы показали 16 по московскому времени. Был хмурый день, то и дело сыпал мелкий дождь, на душе было уныло, и я то и дело вспоминал о тех собаках на светящейся поверхности батика. Вам когда-нибудь случалось скучать по собаке? Это чувство - горькое, но удивительно светлое подстерегает меня в чужом городе, в неуютном гостиничном номере, когда я остаюсь один. Мне вдруг начинает недоставать холодного собачьего носа, который тычет в руку, длинного розового языка, который норовит лизнуть меня в щеку, преданных глаз, частого дыхания, запаха чистой собачьей шерсти... Если ты скучаешь по своей собаке - значит, тебе не хватает целого мира - близких, рабочего стола, телефонных звонков, - всего того, что меня окружало дома....

Появляется с сумкой Она, на ней уже надето меньше “капусты”, на голове вместо платка - смешной беретик. Она глядит на вокзальные часы, явно ожидая его прихода. Наконец, решив, что Он не придет, садится, вытаскивает из сумки батон и пакет кефира, собирается есть, но, увидев его, быстро прячет обратно.

Он. (Выходит из укрытия) Здравствуйте, вот и я!

Она. (Подчеркнуто равнодушно) А. это вы? Честно говоря, я думала, что вы не придете!

Он. А я пришел! Здравствуйте!

Она. Добрый день. (Пауза)

Он. Да что-то не очень добрый. Не холодно весь день так сидеть? Надо с собой чай горячий носить...

Она. Старый термос не выдержал, взорвался. А новый... вон сколько стоит, да и нет их хороших. Багульник-то покупаете?

Он. Что?
Она. Картину вот эту. Вы вчера хотели купить.

Он. Я хотел купить собак.

Она. Ну, я же Вам уже все объяснила...

Он. И я все понял, Больше не буду. Честное пионерское. Не сердитесь!

Можно я еще раз все посмотрю?

Она. (Пожимая плечами) А для чего я все это здесь развесила?
Он. (Начинает осматривать “Скрипку”) Ну вот, опять дождь начинается!

(Она бросается укрывать, Он ей помогает) А меня информировали, что время у вас всегда сухо и солнечно!

Она. Это Вас неправильно информировали! (Надевает свой “дождевик”, он достает из сумки зонтик, раскрывает над собой и над ней)

Он. Вот, пришлось срочно покупать!

Вдруг резко начинает звучать модная танцевальная музыка, нечто в стиле
техно-денс. 0н вздрагивает, оглядывается.

Он. Что это? Откуда?
Она. (Перекрикивая музыку) Вон там киоск, кассетами торгуют.

Сегодня работает одна девица, так она всегда на полную врубает.
Он. Зачем?
Она. Реклама!

Он. От такой рекламы повеситься можно.
Она. Я уже пыталась...
Он. Вешаться?
Она. Ругаться!
Он. И что?
Она. Не помогает!
Он. Я сейчас! (Убегает)

Через минуту музыка смолкает, Он возвращается.
Он. Порядок!

Она. Как вы это сделали?

Он. Секрет

Она. Нет, все-таки... Вы прилетели, улетели, я мне тут еще работать...

Он. Я ее убил!

Она. Я же серьезно!

Он. Я тоже. Но фигурально.

Из киоска вдруг звучит скрипка.

Она. Вы - волшебник!

Он. Только учусь.

Она. Садитесь. (Подвигается на край ящика)

Он. (Садится, теперь они оба под зонтом)

Вы когда-нибудь стояли под окнами музыкального училища, свет от которых отражается на мокром асфальте? Представьте, также как и сейчас идет невидимый мелкий дождь. Торопливо шагают люди. Возникают и сразу же растворяются в сырой тьме огни машин. А из освещенных праздничных окон музыкального училища доносятся приглушенные звуки разных инструментов. Я шел из булочной, а хлеб спрятал от дождя под пальто. Хлеб был теплый, казалось, что за пазухой живое существо...

Она. Щенок...

Он. И он согревал меня. Я шел под окнами музыкального училища. У
каждого окна свой голос. Труба, баян, рояль...

Она. А что искали Вы?

Он. Скрипку. И я нашел ее. Она звучала в окне второго этажа. Скрипка
плакала и смеялась, она летела по небу и устало брела ни земле,
Все окна как бы устали и погасли. Светилось только одно.

(Все полотна гаснут, светится лишь одно, где угадывается силуэт
скрипки)

Она. (Встает, кладет ему руку на плечо) Опять ждешь?

Он. Никого я не жду.

Она. Неправда! Зачем стоять на дожде, если никого не ждешь?

Он. Я ходил за хлебом. Вот видишьхлеб.

Она. Ты ждешь Диану.

Он. Нет!

Она. Ты всегда ждешь Диану. (Пауза) Пойдем, что мокнуть. (Он встает, она дает ему сумку) Это моя виолончель. Понеси. А то тяжело. (Он берет) Ой, осторожно! Инструмент стоит кучу денег! (пауза) А я часто вижу тебя около музыкального училища.

Он. Я хожу за хлебом!
Она. Ну, да... (пауза) Знаешь что, пойдем к нам, Я сыграю тебе ноктюрн. Мы будем пить чай.

Он. А я ничего не ответил. Я вдруг подумал, как было бы хорошо, если бы вместо этой... с виолончелью... рядом была Диана. И если бы она сказала...

Она. (Меняя тон) Я сыграю тебе ноктюрн. Мы будем пить чай.

Он. Я бы нес твою скрипку, как пушинку, даже если бы она весила больше, чем контрабас. Я бы с радостью слушал этот скучный ноктюрн и пил бы чай.

Она. Как странно, с одними людьми всего и хочется, а с другими ничего не надо.

Он. Хочешь хлеба... теплого?

Она. Как вкусно! (меняет тон) Ты любишь музыку?

Он. (Отрицательно кивает головой, потом спохватывается, кивает) Да, очень!

Она. Ты соврал! Ты не любишь музыку. Это твой большой недостаток. Но ничего. Я научу тебя любить музыку. Идем?

Он. (Кивая головой) Угу! Эта виолончель уже не казалась такой тяжелой, и, вообще, эта девчонка была славной, не задавала, а такая как надо. И я уже не буду искать окно со скрипкой, а буду прислушиваться к голосу виолончели... Надо только получше запомнить какой у нее голос.

Она. Ты хороший парень...
Он. (Кивает) Да, я... (вдруг опять из динамиков начинает греметь нечто попсовое. Он почти кричит) Мне вдруг показалось, что это уже не я шагаю по дождю с большой, тяжелой виолончелью кто-то другой. И этот другой не имеет никакого отношения к неприступному зданию
музыкального училища, к его таинственной жизни, к ярким окнам, у
которых свои разные голоса, Все пропало. И меня самого уже нет...

Она. Что же вы сделали?

Он. Я поставил большой черный футляр прямо в лужу. И убежал!

Она. Куда же?! А как же ноктюрн?

Он. Я даже не оглянулся. Я бежал обратно к музыкальному училищу, к скрипке, к самому себе.(Пауза) Дождь уже кончился!
Она. Что? Что вы сказали?
Он. Дождя уже нет. (Уходит)

Она. Это был его второй день в нашем городе. Он ушел так ничего и не купив. Он ушел, но я знала, что он обязательно придет завтра, может быть, потому что мне самой этого очень захотелось. (Уходит)

 

картина 3.
ОЧИЩЕНИЕ

 

Она снимает берет, под ним конский хвост.

Она. И в третий день с утра лил дождь, только к обеду небо чуть-чуть
очистилось, но солнце по прежнему пряталось за огромные ватные
облака, и прохожие зябко кутались в плащи и куртки.

Он. Она снова была на своем посту, как стойкий оловянный солдатик. А вот и я! Холодно?

Она. Я уже привыкла! Дома даже горячей воды нет, чего ж лежать весь день. А тут я свежим воздухом дышу, врачи говорят, для сердца

полезно!
Он. А как торговля? Идет?

Она. Нет! Сами видите, ничего не купили. Зато я заказ большой получила. Огромное панно для детского сада. Сказочные герои, теремок, колобок.

Он. Много обещали?

Она. Представьте, много! Детсад частный, платный, для богатеньких. У меня там бывшая ученица - заведующая отделом эстетического воспитания.

Он. Поздравляю! Есть повод отметить. (открывает сумку)

Она. Вы с ума сошли! На улице! И не думайте! Да мне и нельзя, у меня - сердце...

Он. Даже горячий чай? (достает термос) С лимоном?! С лимоном - можно?

Она. Вы дьявол - искуситель? С лимоном - можно. Как здорово!

Он. А то вон у Вас нос и губы синие... Превратитесь еще в одну картину: “Снегурочка в предоблачном состоянии”. (старческим голосом) Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе, красная?

Она. Тепло, дедушка Мороз.

Он. Да, я дедушка Мороз, я подарки вам принес! Вот этот хороший,

старый термос.

Она. Но...

Он. Никаких но! Я вам дед или не дед? Он не взорвется, испытанный. Дома новый стоит, японский. А вам при такой погоде очень даже пригодится! А то замерзнете прямо на ящике... раньше времени.

Она. Тогда я приглашаю вас на торжественный обед в честь моего

профессионального праздника. Я тут пирожков напекла. Жаль, уже холодные.

Он. А какой сегодня праздник?

Она. И вам не стыдно? День Учителя! Раньше был всесоюзным. И никто его не отменял. Пока еще... Хоть я и бывший учитель...

Он. Учителей бывших не бывает. Учитель он или есть, или его нет. Как артист или художник. (пауза)

Она. (достает складной стульчик) Кресло - гостю.

Он. Что вы?! Вы - дама. Прошу! За знакомство! (разливают чай, чокаются)

Она. А мы еще не знакомы. Я даже не знаю как вас зовут

Он. Евгения....

Она. Ивановна!

Он. Здравствуйте, Евгения Ивановна! Меня зовут Коля... Малявкин!

Она. Как? Как?! Малявкин?

Он. Серьезно! И в школе все дразнили меня Малявкой. И отца в детстве тоже величали Малявкой. Говорят, даже дедушку в незапамятные времена звали Малявкой.

Она. А меня ученики звали Лошадкой. Что из того? Я тоже правда злилась.

Он. Наша учительница Зоя Назаровна любила всем сразу в уме ставить перед фамилией плюс или минус. Мне сразу достался жирный минус. Она его поставила в уме, вроде как для служебного пользования, но я постоянно чувствовал его, словно минус был выведен в журнале против моей фамилии. И его нельзя было стереть или исправить.

Она. Ну. подумаешь! Класс то был большой? Большой? А-а! Да у вашей Зои Назаровны просто не хватало времени толком разобраться в учениках! А еще все эти журналы, тетрадки, отчетности...

Он. Со мной она иногда беседовала. Правда, очень редко.

Она. (обрадованно) Вот!

Он. Она считала, что я все делаю ей назло.

Она. (меняя тон) Ничем ты не интересуется, ребята марки собирают, делают гербарии... Ты бы хоть спичечные коробки коллекционировал!

Он. А я интересовался облаками. Но не решался никому рассказать. Ведь облака нельзя засушить, как кленовые листья, и нельзя наклеить в альбом, как почтовые марки...

Она. Вы собиралиоблака?

Он. Я ложился на подоконник, и долго-долго следил за облаками, которые обязательно на что-то похожи...

Она. На снежные горы..

Он. На стадо слонов...

Она. На караван верблюдов...

Он. Но облако не может долго быть верблюдом.

Она. Оно пропадает в небе, но остается в памяти.

Он. Как его наклеишь на бумажку?

Она. А если его нарисовать?

Он. Если люди махнули на тебя рукой и не хотят разобраться в тебе, потому что кто-то поставил перед твоей фамилией минус: то у тебя есть два выхода: или самому махнуть на себя рукой...

Она. Или?

Он. Или любыми усилиями зачеркнуть несправедливый минус.

Она. (строго) Все пионеры после уроков отправляются собирать бумажную макулатуру! Стране нужна бумага!

Он. Очень хорошо, что стране нужна бумага! Прекрасно, что стране нужна бумага! Я найду сколько угодно сырья для нужной стране бумаги. Я нашел золотую... бумажную жилу! Значит, я тоже нужен стране, если я добываю сырье для бумаги. Бумажная гора похожа на большое снежное облако, которое сделало вынужденную посадку под окнами школы.

Она. Хватит, Малявкин! Ты и так больше всех принес. Мы о тебе в стенгазете напишем.

Он. Не надо писать в стенгазете! Лучше сотрите свой минус, перестаньте считать меня пропащим человеком!

Она. Малявкин! Опять думаешь о всякой ерунде? Лучше бы уроки учил.

Он. Но никто не торопился забрать драгоценную макулатуру. Дул ветер, шел дождь. Белое бумажное облако постепенно таяло. Я переживал за него. Ведь это было облако моей славы. И, наконец, я увидел, как завхоз подожгла охапки бумаги. В небо взмыли черные тучи дыма. “Это нельзя жечь! Это макулатура! Стране нужна бумага! Не жгите!”

Она. Малявкин, чего ты кричишь, как оглашенный?

Он. Они... они жгут макулатуру!

Она. Так ведь пожара нет. Жгут не школу, а макулатуру. Иди домой.

Он. Конечно, это не пожар. А может быть - пожар? Когда жгут твой труд, твою славу, твою надежду - это пожар. Я шел и думал:” Никакой новой жизни не будет!”

Она. Коля!

Он. Я никогда не видел ее такой. Мне очень нравилась такая Зоя Назаровна. А потом мы вместе посмотрели на небо. Над головой плыли облака.

Она. Я нарисовала это небо и облака, когда вспоминала наш двор. Я его так любила. В нем никогда не было скучно. Мы знали множество игр. Сейчас в такие игры не играют. В штандер, в чижика, в лапту...

Он. В ножички...

Она. А у нас была игра собственного изобретении. Мы ее назвали “Игра в красавицу”

Он. Впервые слышу! Научите!

Она. Да ну вас! Взрослый человек... Что. прямо вот здесь?

Он. Ну а что? Никого все равно нет.
Она. А нужно много народу. Чтобы получился большой круг. Потом все

считаются: “Эна, бена, рес ,

Он. Квинтер, фингер...

Она. Не финтер, а контор!

Он. А у нас во дворе считались так!

Она. Ну и неправильно! Чур, считаю я. У нас во дворе любили, чтобы водила Нинка из 7 квартиры, мы так подгадывали, чтоб считалка кончалась на ней. Ей всегда приходилосьбыть красавицей.

Он. Она действительно была красивой?

Она. На редкость некрасивая: нос широкий, приплюснутый, губы большие. Глаза бесцветные, все лицо в веснушках, словно крошки хлеба рассыпались. Волосы жидкие, прямые. И ходила она, шаркая ногами, животом вперед. Но мы этого не замечали. Мы были в том счастливом возрасте, когда красивым считался хороший человек, а некрасивым - дрянной. Нинка из 7 квартиры была стоящей девчонкой - мы выбирали красавицей ее. Эне, бене, рес, квинтер, контер, жес!

Он. Вам водить. Что делать дальше?

Она. Нинка выходила на середину круга, а мы начинали по правилам игры "любоваться": говорить всякие слова из книжек.

Он. Ну, например?

Она. У нее лебединая шея.

Он. У нее коралловые губы.

Она. Жемчужные зубы!

Он. У нее... Ну....

Она. Ну, ну? Что непросто комплименты говорить?

Он. А кто выигрывал?

Она. Кто последний придумывал красивые слова. И нам взаправду начинало
казаться, что у Нинки все лебяжье, коралловое, жемчужное. И красивей
нашей Нинки нет! Она сама начинала в это верить.

Он. А когда запас красноречия иссякал?

Она, Это самое главное! Нинка начинала рассказывать!

Вчера я купалась в теплом море. Поздно вечером. В темноте море
светилось. Я была рыбой. Нет, не рыбой - русалкой. Рядом со мной
кувыркались разноцветные коралловые рыбки. Они тоже светились.

Он. А тут кто-то не выдерживал, кричал: “Так не бывает!”

Она. (Протягивает руку) Понюхай, чем пахнет!

Он. Мылом!

Она. Морем! Лизни - рука соленая.

Он. Соленая...

Она. И казалось, море совсем рядом, нереальное, теплое, светящееся...

Он. Что было потом?

Она. Потом приехал новенький. Ну очень симпатичный. Ресницы как у
девчонки. Мы договорились и выбрали красавицей его.
Вот, вот, он тоже ... покраснел, убежал. Мы так смеялись. Но вдруг Нинка
тоже отказалась играть. Она подошла к новенькому и сказала: “Когда играют в красавицу, всегда выбирают меня.”

Он. Почему?

Она. Не знаю. Выбирают.

Он. Очень глупо. Разве ты красивая?

Она. А меня выбирают.

Он. Детские игры.

Она. Конечно. Она почему то сразу с ним согласилась. И стала ходить за ним как тень.

Он. Он, конечно, очень рассердился: “Не смей ходить! Ты бы лучше
посмотрела на себя в зеркало!” Она посмотрелась в зеркало?

Она. Она верила нам! Вместо нашего живого, веселого, доброго зеркала он подсунул ей холодное, гладкое, злое... И это зеркало убило красавицу!

Он. Ну а вы?

Она. А что мы! Что мы могли сделать? Она стояла у него под окнам целый день. Под дождем. Мы пытались ее увести. Она как закричит на нас: “Отойдите!”. Ну мы отошли и спрятались в подъезде. Наконец, мать
увела ее из под дождя в наш подъезд. И мы услышали, как она сказала:

“Посмотри на меня. Я, по-твоему, красивая?”

Он, Мать не может быть красивой или некрасивой. Мать это просто мама.

Она. Тебе пора знать. Я некрасивая. Просто дурная.

Он. Нет. Нет!

Она. И ничего страшного. Счастье приходит не только к красивым. И некрасивые выходит замуж (пауза). Да, и необязательно - замуж...

Он. У Нинки был отец?

Она. Аист прилетел. И улетел. А ребеночек остался.

Он. Это хорошо, когда папа аист. Может быть, у дочки вырастут крылья.

Когда-нибудь...

Она. Ну да! А в школе, когда она станет учительницей, все будут называть ее Лошадка Аистовна... Если ребенка находят в капусте, это куда скучнее!
Он. А где же это ... аист? Он тоже был некрасивым?

Она. Мать ей не ответила. Отвернулась в сторону и вытерла со щеки бороздку дождя. В нашем городе часто идут дожди. Нинка впервые увидела маму в холодном, безжалостном зеркале. Такой, какой она есть. Некрасивой. И вдруг она сказала совсем другим, спокойным голосом: “Мама, давай с тобой сыграем в красавицу! Я тебя научу. Ты просто стой и слушай, что я буду тебе говорить. Мама, у тебя лебяжья шея и большие глаза, синие как море...

Он. У тебя длинные золотистые волосы и коралловые губы...

Она. У тебя атласная кожа...

Он. Соболиные брови...

Она. Жемчужные зубы...

Он. Эне, бене, рес!

Она. Квинтер, контер, жес!

Он. И над городом плыли теплые, мягкие, цветные облака. Так закончился их третий день.

 

Картина 4
“Исцеление”

 

Слышен шум городской привокзальной площади, голоса дикторов, стук
поездов, музыка из киоска. Из этого многоголосья пробивается светлая, чуть сентиментальная мелодия. Звучит песня “Осень”.

Появляется она в платье, на шее шарфик, на ногах туфли на каблучка
с подковками, на голове кокетливый хвостик. Она аккуратно складывает
полиэтилен в сумку, беседуя с собаками.

Она. Наконец-то солнце! Небо такое чистое, будто под ним лежит не этот раскисший от дождей город, а теплое, южное, синее море.
Ну, что ты уставилась на меня, пси
на этакая? Разве ты порядочная
собака? У тебя морда глупая. И гла
за глупые. У тебя хвост как мельница! А нос - холодный как лягушка. Вот возьму и променяю тебя на эрдель-терьера! Ну, вот, задышала, задышала. Ну что вы уставились на меня? В первый раз видите? Ладно, не буду тебя менять! Кому мы с тобой нужны, псина?

Он. Мне нужны!

Она. Ой! Напугали! Вы всегда появляетесь как из-под земли?

Он. Нет. Я сваливаюсь на голову как с Луны!

Она. Ах, да, вы же собирающий облака. Значит, все эти прошедшие дожди ваших рук дело.

Он. Ну уж нет! Я собрал все ваши хмурые тучи вот сюда, поэтому светит солнце! (внезапно) Завтра я уезжаю. Командировка закончилась.

Она. А следующая… когда?

Он. Боюсь, что после этой больше командировок не будет. Свое первое задание, похоже, я с блеском провалил. Чему даже очень рад. Жаль только...

Она. Что?

Он. Нет. Это я так...А вы знаете, когда я был маленький, я умел ходить на руках и поэтому у нас во дворе пользовался всеобщим уважением. Еще я делал колесо... Мечтал выступать в цирке... (Она достает таблетки) Что с вами? Вам плохо? Вам помочь?

Она. Ерунда! Налейте чайку из вашего чудного термоса для старой больной клячи...

Он. Может, вызвать скорую?

Она. Еще чего? Уже все прошло. Когда две таблетки - сразу легче.

Он. Лошадиная доза?

Она. Просто вы меня взволновали с вашими воспоминаниями!

Он. А что я такого сказал? Я же ничего такого не сказал! Евгения Ивановна, ну простите этого гадкого Колю Малявкина, если он вас чем то обидел. Он больше не будет, честное пионерское! Я ему такое устрою! Я научу его... музыку любить!

Она. Малявкин, перестань кривляться! Ты не клоун на манеже! Коля, вы действительно ни в чем не виноваты. Просто вы... Я сегодня утром тоже вспоминала об одном человеке. И он тоже мог ходить на руках. Все мальчишки нашего двора в тайне ему завидовали. Но в отличие от вас он обладал еще одним удивительным свойством - он был доставалой сладостей.

Он. Это он? (указывает на новую работу)

Она. (кивая) Я сегодня утром перед работой пошла в аптеку? потом вдруг одышка, едва поднялась на третий этаж. Упала на диван и чувствую себя такой беспомощной, беззащитной перед болезнью... Ну и в поисках поддержки натолкнулась в воспоминаниях па доставалу сладостей. Он сразу завладел моими мыслями, и и поймала себя на том, что лежу одна и улыбаюсь. И думаю: " Чему я улыбаюсь, дура старая?"

Он. Я тоже - сладкоежка!

Она. Сам он никогда не ел ни конфет, ни варенья. У него от сладко! и появлялась золотуха. Он очень мучился. Но при этом у него была удивительная способность доставать сладости для других.
Помню во дворе раздался страшный грохот. Это он катил по булыжникам бочку из-под яблочного повидла. (он ставит перед ней ящик) Ой! А бочка-то пустая.

Он. Неправда, а на стенках-то, на стенках! Годится?

Она. Годится! (он хочет засунуть руку в "бочку")

Нет! Он не ел! Только вдыхал аппетитный кислый аромат.

Он. А помните, было еще такое смешное мороженое - "томатное" - в картонных стаканчиках?

Она. Такое серенькое - по 7 копеек?

Он. Ну, да, самое дешевое! Я его больше всех любил!

Она. А и больше всего любила соевые батончики. Из чего их делали?

Он. Лучше не знать.

Она. Все равно. Как вспомню этот сладкий пластилин, так сердце

ноет... Детство!

Он. Евгения Ивановна! Больше про соевые батончики ни слова!
Постный сахар годится?

Она. Годится!

Он. Тогда надо быстро сказать: " Тридцать три корабля лавировали,
лавировали, да не вылавировали!"

Она. Нет. Тогда надо наносить дров в 4 квартиру.

Он. А-а. Годится!

Она. Да, и мы отправлялись носить дрова, что нам стоило. Когда нам перепадало сладенького, он его даже в рот не брал. (протягивает руку)
Ешь, чудак человек!

Он. Не-а!!! (плачет по-клоунски)

Она. Да он радовался! Радовался, когда мог подсластить нам наше несладкое детство.

Он. Ребята! А что я знаю! У Пузыря в кармане кулек с леденцами. Годится?

Она. Годится! Но Пузырь - он такой—Пузырь! Он не даст!

Он. А мы его потрясем! Он сидит один под лестницей в подъезде и ест потихоньку! У-у-у, какой! Жадина-говядина!

Она. И у нас снова сладко оттопыривалась щека...

Я не люблю леденцы. Соевые батончики - вот это да...

Он. Ну мы же договорились!

Она. У меня еще тогда появилась одышка, Врачи определили порок сердца. Велели лежать. Если бы вы знали, как я ненавижу лежать! Знаете, как у меня родилась идея делать батик? Однажды после приезда скорой лежу я дома на диванчике, врач укол сделал, осталась марлечка, а на ней след от иода, я ее развернула, на свет посмотрела и прямо ахнула: получилась такая солнечная бабочка! Я зеленкой травинку еще подрисовала… Это была моя первая работа, сделала, не вставая с дивана. Но йод испарился, и бабочка улетела... А доставала сладостей всегда со мной...

Он. (клоунским голосом) Здравствуй, Бим!

Она. Здравствуй, Бом!

Он. Ты почему такой грустный? Где у тебя болит? Покажи!

Она. Вот тут, дяденька доктор!

Он. А что у тебя болит?

Она. Сердце.

Он. Ой, а у меня там ничего не болит. (плачет) Значит. У меня нет сердца?

Она. Есть, есть! Сердце есть у всех. Даже у жадного Пузыря.

Он. А какое оно, сердце? Знаешь?

Она. Знаю. Оно как червонный туз.

Он. А вот и нет! Оно как бабочка. Вверх - вниз! Вверх - вниз!

Она. Нет Оно как лошадка. Цок, цок, цок...

Он. Красивое сердечко!

Она. У меня оно некрасивое.

Он. Почему оно у тебя некрасивое?

Она. Потому что болит.

Он. Хочешь конфет?

Она. Ничего я не хочу!

Он. Да, дело действительно дрянь! Раз ты не хочешь конфет… Но я тебе вылечу!

Она. А как ты меня вылечишь, дяденька доктор?

Он. Лучшее лекарство от всех болезней соевые батончики!

Она. Да ну вас!

Он. Я достану тебе лекарство. Я наношу дров в 4 квартиру и принесу тебе соевых батончиков 3 штуки. Л может быть, целых пять!

Она. Нет лекарства от порока сердца! А он все не верил, искал. Я верила в его могущество, ждала. Шло время. Мы становились старше. И вот однажды он пришел. Я его не узнала - лицо серое, под глазами голубые ободки. Я его спросила: "Что с тобой?" А он мне ответил: "Ты будешь здорова. Тебя вылечат. Я дал им за это кровь."

Он. Какую кровь?

Она. Обыкновенную. Свою. (показывает руку) Отсюда брали кровь.

Он. Зачем?

Она. В больнице сказали: "Можешь выручить?" Я спросил: "Что для этого надо?" Они сказали: "Кровь можешь дать?" Я сказал: "Дам!" Я понял, что если я их выручу - они выручат меня, то есть тебя. (пауза)Он наврал им, что ему восемнадцать, ему было всего пятнадцать. ( пауза)
(клоунским голосом) Тебе было больно, Бом?

Он. Ничуточки, Бим!

Она. Неправда! Ты соврал! Тебе было больно, Бом!

Он. А вот и нет. Смотри! (пытается встать на руки, падает)

Она. Вот видишь! Из-за меня ты потерял здоровье!

Он. В больнице мне сказали, что я спас какую-то девчонку! Почему же я не могу спасти тебя, Бом?

Она. Можешь, Бим. (встает) Свершилось чудо! Друг спас друга! У меня уже нет одышки! А ведь правда, на следующий день я действительно встала с постели.

Он. Где теперь ваш доставала сладостей?

Она. Может быть, он давно уже не существует, изменился или стал взрослым.

Он. Взрослые быстро утрачивают способность верить в невозможное.

Она. Но в моей памяти он жив - могущественный и благородный доставала сладостей. И когда мне становится тяжко, я зову его, и он тут же оказывается рядом, чтобы спасти меня, когда бессильны врачи и лекарства.

Он. До завтра?

Она. До завтра. (он уходит) Это был их четвертый день. (звучит "Блюз")
(затемнение)

 

картина 5
“Прощание”

 

Шум вокзала, городской площади, какофония из киоска, голоса дикторов - и резкий звук сирены скорой помощи. Он перекрывает все звуки. Смолкает, зажигается свет. На сцене только дерево с привязанными веревками, на которых одиноко болтаются прищепки. Возле ящика полиэтиленовый яркий пакет. Пустой. Вбегает запыхавшийся Он. В одной руке сумка, в другой - цветы. Озирается. Смотрит на часы.

Голос диктора: “До отправления скорого поезда № 13 Москва – Челябинск остается пять минут. Провожающих просим покинуть вагоны.
Повторяю...”

Он кладет цветы на ящик. Достает из сумки кулек с батончиками, видно, что там всего пять конфет, Ставит кулек рядом с цветами. Вдруг замечает что-то в ящике, вытаскивает картину в рамке. Это. "Собаки"

Звучит основная тема спектакля. Мелодию ведет скрипка. Он рассматривает картину на свет, закрывая лицо. Видны только грустные глаза собак.

 

Затемнение

 

Дoмoй ] Bвepx ] Hoвocmu ] "БИЦ" ] Пресса ] Вернисаж ] Спектакли ] Поэзия ] Наши друзья ]

Send mail to igortsunja@mtu-net.ru with questions or comments about this web site.
Copyright © 2002 Творческий Центр "БИЦ"
Last modified: 03/26/07
Сайт управляется системой uCoz